Девушка бросила на темполога возмущенный взгляд, но в ответ получила обаятельную улыбку. Кирилл весело подмигнул ей и, мурлыча что-то под нос, придвинул к себе МК.
– Опиши, как они выглядят, – не отрываясь от экрана, попросил он.
– Я могу нарисовать…
– О, так даже лучше, – одобрил темполог, водя над дисплеем руками, как будто раскатывал тесто по столу. В результате этих манипуляций экран словно бы сплющился, растянулся в длину и помутнел, превратившись в серый прямоугольный планшет со светящимся ободком. Не моргнув и глазом, Кирилл передал его девушке вместе со стилосом. – Рисуй прямо здесь.
Вера осторожно вытянула руки. Это было странное ощущение – держать перед собой пустоту как лист простой бумаги. Планшет слегка гудел и пружинил при надавливании, рисовать на нем было не очень удобно. Не чувствовалось привычного контакта карандаша с поверхностью, стилос то и дело проваливался, и девушка нервно стискивала пальцы, боясь его упустить. Ей казалось, что она рисует на листе мягкой резины, и от этого Вере становилось как-то не по себе. К тому же с глазами по-прежнему было неладно, временами она вообще переставала видеть изображение перед собой или видела нечто, совершенно иное – какие-то непонятные абстрактные фигуры или незнакомые лица.
Словом, когда рисунок был закончен, девушка вся взмокла и вымоталась так, как будто несколько часов подряд в одиночку таскала мольберты.
Кирилл еле глянул на ее рукотворчество и, завладев планшетом, тут же принялся преобразовывать плоское изображение в объемную голограмму. Вера отодвинулась в сторону и закрыла слезящиеся от напряжения глаза. С процессом преобразования она уже успела ознакомиться, и прежнего интереса он в ней не вызывал. На нее камнем навалилась усталость, сквозь которую, как вода сквозь протекающую крышу, понемногу начало просачиваться давнишнее щемящее беспокойство.
Вера прикрыла глаза, пытаясь справиться с непонятным томительным чувством, но усталость взяла свое. Она почти провалилась в тревожное забытье, из которого ее вырвал слегка удивленный голос темполога.
– Ты была права. Эти часы действительно существуют…
– Ты их нашел? – не открывая глаз, спросила девушка.
– Совпадение сорок три процента. Не Бог весть что, но лучше, чем ничего.
– И где они? – сообщение напарника Веру почему-то не обрадовало. Напротив, сердце томительно сжалось, а горло перехватил спазм. Под опущенными веками заплясали разноцветные пятна.
– Не понимаю… очень сильные помехи. Карта почти не читается. Вера, попробуй ты посмотреть!
Девушка отвернулась.
– Не хочу.
Она буквально чувствовала спиной обескураженный взгляд Кирилла.
– Вера?… – он сильно тряхнул ее за плечо. – В чем дело? Что опять случилось?
– Отстань от меня!
Она и вправду не могла объяснить, что ее так пугает. Ей просто было страшно. Этот страх шел ниоткуда, она не могла понять его причины. В другой момент она, возможно, сумела бы с ним справиться, но не сейчас. Все, что с ней происходило, весь этот калейдоскоп событий, постоянно меняющихся обстоятельств, ее собственное состояние, отмеченное нескончаемой головной болью, и хуже всего – утрата безусловного чувства реальности – все это, казалось, отнимает последние силы. Наверное, нужно было как-то собраться, взять себя в руки, но Вера не могла, просто не могла этого сделать. Она уже чувствовала внутри звенящую пустоту, которая подобно бездонному колодцу поглощала остатки жизненной энергии.
Больше всего ей хотелось свернуться в комочек, ничего не видеть, не слышать и не ощущать. Требовательный голос Кирилла доходил до нее как будто издалека. Жесткие руки больно впивались ей в кожу. Ну почему, почему он не хочет оставить ее в покое?!
– Так, ну-ка посмотри на меня! – скомандовал темполог, хлопая ее по щекам. – Нет, нет, нет, не теряй сознания! Вера, Вера, открой глаза!
Она нехотя подчинилась.
– Так, уже лучше. Теперь, может, объяснишь мне, что с тобой происходит? Только что же все было нормально… Нет, не закрывай глаза, смотри на меня!
– "Ротонда"… – еле ворочая языком, прошептала девушка. – Кажется, она шевелиться…
Кирилл стремительно обернулся. По светящимся осколкам за его спиной пробежала легкая рябь. Они по-прежнему висели неподвижно в воздухе, подобно зеркальному шару (Вера это точно подметила), но некоторые из них словно стали тускнеть, тогда как другие наоборот вспыхнули еще ярче.
Вера тоненько захныкала, потом раскрыла рот и задышала по-собачьи.
Темполог с шумом потянул носом.
– Опять запах… Что-то происходит.
– Без тебя знаю! – слабо огрызнулась девушка. – Прекрати это!
– Как я могу что-либо прекратить, если я даже не знаю, что? Потерпи немного, надо разобраться.
Резким движением Вера отбросила его руки и на четвереньках быстро поползла прочь. Отползя немного в сторону, она поднялась на ноги и, покачиваясь, заспешила дальше, на ходу вытягивая руки, словно видела перед собой какую-то преграду. На пару секунда девушка приостановилась, плечи и спина у нее напряглись, и она несколько раз толкнула воздух. Потом ее ладони с растопыренными пальцами дернулись, тело, будто утратив опору, стало заваливаться вперед. Вера поспешно сделала шаг, потом другой, выпрямилась, постояла немного, приходя в себя, и побрела к выходу со двора. Сначала медленно, едва переставляя ноги, но потом все быстрее и быстрее.
На улицу она вырвалась почти бегом. Фигура в голубом сарафане мелькнула в ярком солнечном свете, после чего скрылась за углом.
Оказавшись на улице, Вера остановилась, беспомощно огляделась и, постояв немного, направилась, сама не зная куда. Поначалу ей казалось, что вокруг царит полнейшая тишина, но постепенно сквозь плотную завесу безмолвия начали пробиваться отдельные звуки – сперва слабые, едва уловимые, они постепенно становились все громче и отчетливей.
Девушка напряженно всматривалась вдаль, пытаясь определить их источник. Однако окружающий мир до сих пор виделся Вере словно сквозь толстую стеклянную призму.
Солнце делило улицу на две неравные части: одну половину заливал ослепительно-яркий свет, другая тонула в густой синеватой тени. Изображение размывалось, свет переходил в тень и наоборот. Дома с окнами, вывесками, рекламными стендами, цветными тентами дробились и рассыпались по кусочкам, подобно плохо собранной мозаике. Над ними, словно продуваемая сквозняком паутина, колыхались черные сплетения проводов. Городской шум все усиливался, хотя вокруг не было заметно ни людей, ни машин. И то, и другое появилось как-то сразу, внезапно – вот улица была совершенно пуста, и вот уже проезд оказывается заполнен автомобилями, а тротуар – пешеходами.